Маргарита Минина - Марго и демиург. Роман
Правда, я никогда не сомневалась, что рано или поздно Элька свое возьмет. Не могут же парни вечно не замечать эту красоту, изящество и море доброты, которые она излучала. И точно – в институте она всегда была окружена целой свитой поклонников. Но свита возникла гораздо позже.
***
Мои родители Эльку очень любили. И очень жалели: «Такая чудная девочка, а растет без матери. Как ей, должно быть, нелегко приходится!». Поэтому они всегда старались приглашать ее на разные выставки, концерты, поэтические вечера, на которых «выгуливали» меня. Вот и на ближайшее воскресенье мама запланировала культурную программу – мы собирались всей семьей выбраться на выставку, где уже побывала «вся Москва». Гогена, кажется. Или Сезанна?.. Мама сказала: «Давай пригласим с собой Эльку. И пусть приходит в субботу. Переночует у нас, а с утра мы все вместе и отправимся. Чтобы времени зря не терять…» – «Отличная идея! —захлопала я в ладоши. – А то она у нас сто лет в гостях не была!» Элька тоже была в восторге от маминого предложения, и в субботу вечером мы принимали нашу дорогую гостью.
Мой папа всегда просто таял при виде Эльки и никак не мог налюбоваться. Вот и в ту субботу они с мамой прямо накинулись на нее, тут же усадили за стол, принялись угощать и расспрашивать о житье-бытье, о том, что она думает о новых учителях, не появился ли у нее «мальчик»? Услышав, что нет, не появился, папа всплеснул руками и сказал совершенно искренне: «Эх, был бы я лет этак на двадцать моложе, уж я бы такую красотку ни за что не упустил»!
Папа еще с удовольствием вел бы с Элькой куртуазную беседу, но в самом начале двенадцатого мама решительно сказала, что пора спать: «А то завтра не проснетесь, знаю я вас! Я могу тебе, Эля, постелить прямо тут в гостиной, но вы же, наверное, хотите еще пошептаться, посекретничать, верно? Так что, Саша, разложи диван у Риты в комнате, а вам, девочки, придется спать вдвоем, если вы, конечно, не возражаете».
Мы с Элькой быстренько приняли ванну и улеглись рядом, натянув на себя ночные рубашки.
***
Элька, вообще-то, страшная соня и вырубается иногда прямо на полуслове. Вот вроде бы только мы начинаем обсуждать что-то важное и интересное, и вдруг, оказывается, она уже заснула и сладко посапывает.
Но в тот вечер мы еще долго шептались о том о сем. Потом речь зашла о «Лолите». Оказалось, что Элька после того памятного факультатива поступила в точности, как и я – то есть, прежде всего бросилась читать «преждевременную книжку». И впечатление от романа было столь будоражащим, что она после этого просто оказалась выбита из привычной колеи.
– Да, Марго, буквально места себе не находила. И даже… стала трогать себя там, – призналась Элька.
– И я… – что ж, откровенность в обмен на откровенность.
– Ну и как? Почувствовала что-нибудь?
– Да не особенно…
– Вот и я тоже. Только еще больше распалилась. Даже пришлось стать под холодный душ.
Мы обменялись нашими очень похожими ощущениями. Я даже рассказала Эльке про сон, опустив, понятно, конкретные подробности.
– А потом? – спросила моя любопытная подружка. – На следующий день ты себя трогала?
– Нет, – честно ответила я. – Хотя и хотелось.
– А я вот трогала, не удержалась…
– Выходит, мы обе с тобой – законченные онанистки.
– Ты-то еще нет – один раз не считается. А вот я, похоже, да. И притом злостная.
Элька даже привскочила от мысли о своей развратности.
– Вот что «высокая литература» с нами, девушками, делает, – смущенно подытожила она.
– Ой, и не говори, подружка!
Мы обе фыркнули, сойдясь на том, что «Лолита» растлевает девичью душу почище любой порнухи. И чем лучше такие соблазнительные книжки написаны, тем для нашей сестры опаснее. На этом наш с Элькой стихийный и краткий литературный семинар вроде бы закончился. Но этой же ночью он привел к неожиданным последствиям, о которых мы и помыслить не могли.
***
Элька продолжала сидеть, уткнув голову в колени и обхватив их руками. Свет фонаря из окна падал на ее фигуру, и я видела, как все ее тонкие позвонки рельефно проступают сквозь ночную рубашку.
– В точности – «Флейта-позвоночник», – вспомнила я и, не удержавшись, пробежалась пальцами по этим позвонкам, как по клавишам.
– Ой, Марго, щекотно же, – взвизгнула Элька. Я тут же убрала руку, но она сказала: «Нет, не убирай. Щекотно, но зато как приятно…». Я снова стала гладить ее спину, а она только поеживалась и буквально мурлыкала от удовольствия, как котенок.
– Марго, у меня с самого детства так. Щекотно и приятно одновременно, когда мне папа «пересчитывал позвонки» – он это так называл. У меня там, похоже, находится, как это… эргогенная зона.
– Дурочка, эрогенная зона. От слова Эрос. Вечно ты слова путаешь… – улыбнулась я.
– Пусть эрогенная, – пробормотала Элька, – Ты, главное, продолжай ее гладить.
Потом она вдруг выгнулась, повернулась лицом ко мне и неловко чмокнула меня вслепую, угодив губами точно в нос.
– Промахнулась… – засмеялась я, и в ответ столь же неловко потянулась по направлению к ней плотно сжатыми губами. И тоже промахнулась, коснувшись ими ее щеки. Но продолжала скользить дальше, пока не нащупала Элькин рот, стиснутый так же крепко, как и мой.
– Ох, Марго, я совсем не умею целоваться, – то ли призналась, то ли пожаловалась она.
– И я не умею. А ведь нам уже больше шестнадцати. Стыд и позор! Прям как замшелые старые девы…
– Ты бы могла со Славиком. Он был бы счастлив.
– Еще чего… Я же его не люблю.
– Вот ты не хочешь, а мне – не с кем, даже если бы захотела.
– А я на что? – неожиданно для себя выпалила я. – Или тебе обязательно мальчик нужен?
– Нет, но…
– Но в качестве тренажера я сгожусь?
– А что? Д-давай п-поучимся, – слегка заикаясь от смущения предложила Элька. – Вон другие девчонки специально тренируются. Ты знаешь, что при этом положено рот открывать пошире и языком двигать? Анька Дронова рассказывала… Делилась опытом. Можно, я попробую?
Я кивнула, и она поцеловала меня, раскрыв губы.
– Ну вот, сразу обслюнявила, – прошептала я и стала утираться.
– Ой, тебе противно? – испугалась Элька.
– Нет, совсем не противно, но… нам вправду стоит потренироваться. А то, когда до дела дойдет, в смысле – до поцелуев с мальчишками, нам же будет стыдно, – с этими словами я тоже приоткрыла рот и попыталась поцеловать Эльку «по-взрослому». При этом я не переставала гладить ее спину вдоль позвонков, а она то выгибалась, то прогибалась, следуя навстречу моим пальцам. Коснуться Элькиной груди, не говоря уж о том, что ниже, я не решалась. И если в ходе нашей возни случайно дотрагивалась до других ее «эргогенных зон», то отдергивала руку, будто ошпарившись кипятком.
– Ах, эта ночнушка, эти оборочки, эти кружавчики… они только мешают! Ничего не чувствуешь из-за них, – неожиданно капризным тоном заворчала Элька и добавила: – Может, мы их снимем? А то я сквозь ткань почти ничегошеньки не чувствую.
И, не дожидаясь моего ответа, она быстро скинула с себя рубашку. Я подивилась ее решительности, но, краснея до корней волос, последовала ее примеру. При этом я невольно оглядела Элькино тело, смутно проступавшее благодаря отсвету фонаря из окна, но особо мой взгляд приковывала густая и казавшаяся темной поросль волос у нее на лобке. Ведь я прежде никогда не видела свою подружку голой.
Элька перехватила мой взгляд и сказала: – Ты знаешь, я даже хотела побриться там наголо. Так многие девчонки делают. Но сама я не могу, а пойти в специальную парикмахерскую невозможно. Вдруг парикмахером окажется мужчина? Тогда я просто умру от стыда.
– Да и с женщиной-парикмахером ничуть не лучше, – зашептала я. – Ведь просто прийти туда, это как… признание, что тебя волнует, как ты там выглядишь.
– Точно, – утвердительно закивала головой Элька. – Ужас, правда? Нет, я туда ни за что не пойду.
Она поежилась и вдруг спросила:
– А ты знаешь, каким мерзким словом называет это Анька Дронова? «Чернобурка». Правда, противно?
Я кивнула, хотя мне вдруг очень захотелось погладить Элькину чернобурку. Но я не решилась.
***
– А знаешь, как надо ласкать? – вдруг спросила она, развернувшись ко мне лицом, и сама же себе ответила: – Конечно, не знаешь. Ты же такие фильмы не смотришь. А я вот видела. «Эммануэль», наверное, смотрела раз десять. Там, когда женщина с женщиной… Это так красиво, правда! Чистый балет. А все начинается с поцелуев и с «лапанья». Вот так… – с этими словами она коснулась моей груди и стала ее гладить. Я смутилась, но одновременно почувствовала удовольствие гораздо острее того, что испытывала, когда трогала свою грудь сама.
– А ты тоже должна… гладить мне грудь, – столь же смущенно зашептала Элька.
